Фрейд определенно был впечатлен некоторыми цезурами, которые, по сути своей, весьма и весьма разнообразны. Рождение и смерть, как представляется, создают умственную турбулентность; возможно, что мы сами заметили этот переворот, когда родились и сменили водную среду на газообразную, амниотическую жидкость на воздух. Но рождение это и появление кого-то еще, кто создает треволнения в уже существующих людях — как правило, в отце и матери. Смерть также беспокоит живущих. Но это не значит, что рождение или смерть не имеют никакого значения, до того, пока человек не думает об этом. Мы можем легко представить себе, что если мы не можем родиться должным образом, это тоже создаст треволнения; аналогично тому, как если бы мы не сумели достойно умереть или погибнуть.
Когда я изучал медицину, то познакомился с одной поговоркой: «Не пытайтесь настойчиво сохранить в живых", что означало "Не сходите со своего пути, чтобы бесцеремонно поддерживать в ком-то жизнь". Благодаря ученым теперь можно сохранять действующими определенные телесные функции - правда в чьих интересах, я не знаю. Недавно был известный случай, когда родители были крайне обеспокоены тем, чтобы устройство, которое поддерживало жизнь пациенту, их дочери, было отключено и чтобы она могла спокойно умереть. Но их желание было проигнорировано. Противники вивисекции используют в качестве объектов животных для получения нервно-мышечных препаратов, используемых для обучения студентов в области физиологии. Случай, который я имел в виду выше был именно таким, но в котором человек был использован как нервно-мышечный препарат. Кому это на пользу? Кто от этого выиграет?
Вернемся к периодам, которые, кажется, создают наиболее сильное впечатление на живых людей: это рождение ребенка и смерть человека. После того, как мы родились, мы можем умереть в любой момент. Так сколько похорон мы будем отмечать? Сколько смертей мы будем оплакивать в своих ритуалах? Каждый из нас, кто существовал в начале встречи, например, такой как эта, прекращает свое существование почти каждую секунду времени, которое проходит с этого момента; мы все меняемся и каждый по-разному. То, кем мы были до этого момента, не имеет значения; он быстро становится прошлым, с которым мы ничего не можем поделать.
Как я уже говорил, такие периоды или эпизоды, как рождение, отрочество, латентный период, брак, смерть, кажется, приносят эмоциональный хаос, поэтому этим цезурам придают большое значение, когда они появляются, чтобы захватить наше внимание. Эмоциональная турбулентность, которая инициируется ими имеет некоторое последствие, потому что все виды элементов, на которые мы обычно не обращаем особого внимания и которые мы не осознаем, перемешиваются и выбрасываются на поверхность. Они часто настолько заметны, что мы даем им названия - я попытался обобщить их в беседе под названием "Break Up, Break Down, Break Through". Я мог бы даже сказать, "Выберите свой собственный Предлог". Но мы, как аналитики должны тщательно использовать эти слова; если мы будем говорить о "распаде" или "расщеплении", то по крайней мере, давайте проясним в наших собственных умах, с помощью какой системы мы измеряем область нарушения. Вы должны создать свой собственный словарный запас и совершенно ясно понимать, что вы имеете в виду, когда вы используете определенное слово, так чтобы вы использовали его постоянно. Мы оказываемся в затруднительном положении, общаясь с людьми, которые не привыкли с осторожностью говорить "У него нервный срыв". Я не думаю, что вы действительно должны быть убеждены, что имеет место нервный срыв. Нарушение? Да. Но оставьте себе шанс прийти к вашему собственному выводу о направлении, в котором это нарушение происходит. Находясь в обществе, мы не должны спорить с этим и мы можем говорить и использовать обычный повседневный язык. Но мы не должны допустить, чтобы притуплялся наш собственный язык, который каждый из нас использует. Конечно, возможно, в такой группе как эта мы могли бы выработать общий язык, понятный всем нам, но главное - это Ваш собственный язык, который должен быть в хорошем рабочем состоянии.
Вопрос: Эссе про истину и ложь начинается с метафоры, взятой из сказки Андерсена "Соловей". Оно звучит более-менее так. От границы садов императора Китая и до моря простирался лес. Моряки рассказывали о соловье, который пел на дереве в том лесу. Император так хотел заполучить себе этого соловья любой ценой, что грозил карами и смертью своим не расторопным придворным, если они не добудут ему этого соловья. В конце концов, обычная посудомойка помогла в поисках соловья; Император заполучил соловья, который сделал его счастливым, и соловей чувствовал себя вознагражденным восторгом Императора. Семи сыновьям семи самураев было дано его имя. Но император Японии, который был очень завистливым, однажды прислал в подарок императору Китая механического соловья. Его песня казалась более красивой, чем песня живого соловья. Музыкальный мастер написал семь теоретических томов о песне этого механического соловья. Разгневавшись настоящий соловей улетел. Механический соловей, к сожалению, сломался, и император лежал при смерти, страдая от боли потери своей музыки. Придворные дали бы ему умереть, но в ту же ночь настоящий соловей вернулся к императору, вспомнив, какое волнение вызывал он в прошлом своей песней. Войдя в спальню императора, придворные были поражены, не найдя того мертвым. Он стоял и радостно желал им доброго утра. Я не буду говорить, чем закончилась история, а вместо этого скажу свой вывод. После этих семинаров, я почувствовал, что понял, что истина могла быть изъята из соловья и обнаружена в страданиях императора. Или, возможно, в страданиях двух императоров. Но я хотел бы спросить доктора Биона, могут ли быть обнаружены другие важные точки в этой истории - что-нибудь об истине, которая может спасти ситуацию. Я думал о жизни.
Бион: Одной из особенностей некоторых форм общения является то, что они являются иероглифическими, изобразительными - как например, китайский язык. Недостатком этого метода общения обычно является его некоторая неуклюжесть и неоднозначность. Действительно, согласно Феноллоза[1], количество символов, которые используются в китайской иероглифической письменности может быть значительно уменьшено; говорится о том, что только около четырех тысяч действительно необходимы; остаток, который, безусловно, составит не менее десяти тысяч иероглифов, является избыточным. Возьмите эту конкретную басню: должно было пройти достаточно долго времени, чтобы перевести ее на современный европейский язык; иероглиф должен был быть изменен на словесную форму наглядного изображения. Для наших целей, в нашем лексиконе, я думаю тоже надо сократить количество символов до минимума; то же самое касается наглядного изображения, которое мы должны использовать. Каким хранилищем вербальных образов и сформулированных слов, принадлежащих к нашему языку мы должны располагать? И как этот словарный запас должен быть интегрирован в нас, для того, чтобы выразить это, когда мы хотим понять кого-то, отличного от нас? В этой группе было бы большим плюсом, если бы у нас был общий язык. Вы можете видеть, какое создается неудобство, когда кто-то вступает в группу и не может говорить на языке, который вы понимаете: это неудобство для вас, и это неприятность для меня.
Вопрос: Я бы хотел кое-что сказать, — то есть, я бы хотел высказать такую мысль: я понял, что нужно стараться слушать. А также знакомиться со своими чувствами и... Тут я остановлюсь. Я чувствую, что это вызывает усталость и переутомление.
Вопрос: … Я чувствовал с самого начала, что решение, стоит или не стоит высказывать свои мысли не очень важно, потому что я почувствовал себя ободренным, в основном тем, что восстановил свою способность к внутреннему слушанию — и, возможно, потерял бдительность. Но когда я решил выразить свою мысль, я почувствовал беспокойство по поводу зависимости и одиночества, которые могли бы возникнуть, если бы кто-нибудь начал слушать меня, а потом взял и ушел. Но тревога от одиночества и зависимости могла бы стать невыносимой, если бы мой внутренний слушатель тоже ушел.
Бион: Я не уверен, что вы чувствуете, что здесь есть проблема. Есть ли основания полагать, что он уйдет?
Вопрос: Внутренний слушатель может уйти вместе с внешним слушателем.
Бион: Но если вы это знаете, то, в чем сложность?
Вопрос: Это может затруднить выражение тревоги, выражение моих собственных мыслей и усилить тенденцию прислушиваться к ним только внутри себя.
Бион: Ощущение зависимости и одиночества имеют фундаментальное значение; они, кажется, предшествуют любой возможности использования артикулированной или любой другой формы речи между двумя людьми. Первый человек, с которым мы должны быть в состоянии общаться, самый важный человек в этом контексте, это вы сами.
Я пытался бороться с такого рода ситуацией путем ведения заметок или диктофонной записи. В настоящее время я об этом не беспокоюсь. Я не знаю, что я собираюсь сказать в ответ на эмоциональную ситуацию, в которой я здесь нахожусь. Опыт учит меня, что я несомненно буду недоволен тем, что говорю, но он также учит меня, что я должен смириться с этим, и что, независимо от того, нравится мне это или нет, я должен терпимо относиться к своему собственному способу говорить и думать. Здесь, с вами, я завишу от того, что то, что я говорю, должно быть переведено на понятный вам язык. Но это происходит в любом случае; когда я хочу сообщить то, что я думаю кому-то другому, я должен использовать язык, который, насколько я могу судить, будет понятен человеку, к которому я обращаюсь. Мне приходится мириться с тем, что я могу не помнить, что я говорил на предыдущей сессии, или на прошлой неделе, или в прошлом году. Но, в целом я убежден, что в том, что я говорю и думаю, есть определенная согласованность. Я не знаю, какого рода эта согласованность, но я должен примириться и с этим.
Вопрос: Что за место такое - топос? Это место, где человек встречается сам с собой? Индивидуум и другой, индивидуум и группа? Может ли это быть местом, где мысль и действие, дух и материя, собираются вместе?
Бион: Я не особо впечатлен различными описаниями ума или особенностей характера, такими как - эго, ид, суперэго, и так далее. Я знаю, иезуиты говорят об "арбитриуме", об имени которое они дают функции, которая выступает в качестве окончательного судьи. Я уверен, что давая название какому-либо факту, я, кажется, с одной стороны, дискриминирую его, а с другой стороны, выбираю, чтобы сказать одно и не сказать другое. Я думаю, что есть все основания относиться к нашей вербальной коммуникации, как действию, которое скорее похоже на спортивное выступление. И я не вижу никаких доводов для придания ему имени. И я не соглашусь с теми, кто с некоторым презрением отвергают весь психоанализ и философию как "слишком много болтают".
Тацит описывал, как германские племена использовали метод, с помощью которого лидер, основываясь на высказываниях поэта, и в соответствии с реакцией группы на эту эстетическую коммуникацию, решал, что импульсы охватившие группу должны быть переведены в действие, в какую-то физическую активность, например, в войну. Существуют также легенды о песнях, которые пели сирены. Пожалуй, каждый из нас может внести какой-то вклад в эту проблему "что это?" или "кто это?", и каждый сам решает в сообществе наших собственных индивидуальностей, когда мысль или действие должны быть переведены в дальнейшие действия.
Уолтер Лэндор направляет нас по такому пути;Нет полей амарантов на этой стороне у могилы.
Нет голосов . . . что не только звучат, но и весьма мелодичны.
Нет имени того, в котором вся сила той страстной любви повторялась
И лишь гулкое Эхо привольно гуляет.
[Уолтер Сэвидж Лэндор, Воображаемые Разговоры]
Каждый из нас, до тех пор, пока живет, по-видимому, способен записывать различный опыт приобретенный им в течение его жизни. Что-то выглядит достойным воспоминаний, и мы, кажется, в состоянии определить что именно. Но есть еще одна проблема, надо решить, что с этими воспоминаниями делать. Возможно, мы сможем прийти к какому-то временному выводу о том, как мы поступим. Это достаточно сложно: сонм мыслей, идей, чувств перемешиваются, и почти мгновенно мы помещаем их в порядке очередности, одну за другой. В этом очень много интеллектуализации, и я не особенно доволен, что это беспристрастное представление фактов.
Вопрос: Во всех семинарах мы затрагивали тему смерти, и я верю, что если во всех наших размышлениях мы будет последовательными и логичными, то мы должны быть в состоянии встретить Будду — а также, иметь возможность убить его. Я хотел бы спросить доктора Биона, считает ли он, что обсуждение, которое мы ведем сейчас имеет какую-нибудь связь с небольшим эссе Фрейда, где он гуляет в сопровождении поэта [“О быстротечности”, S.E. 14]: они вместе видят поля цветов и размышляют, что, хотя они рано или поздно все равно умрут, тем не менее, жизнь стоит того, чтобы жить и работать.
Вопрос: Я тоже хочу кое-что спросить. Когда вы говорили о слушателе и создании собственного языка, связано ли это с ситуацией в ходе анализа, что когда мы говорим, то мы говорим в первую очередь для себя, и это может привести к развитию нашего роста?
Бион: Я недостаточно знаком с Упанишадами, чтобы ознакомиться с более ранними формулировками о человеческом разуме и человеческой душе. Есть, конечно, некоторые работы, появившиеся, чтобы установить контакт с западными формами мышления. И Бхагават Гита является одной из них; есть также искаженные версии, написанные Фицджеральдом, Омаром Хайямом; есть французская версия Илиады, которая там считается лучшей. Есть любопытное сходство между различными народами и эпохами - взять, хотя бы, пророков, которые должны были выражать мнение Бога. Моисей, Иисус, Мухаммед - каждый из них был выразителем идей и взглядов Бога. Мусульмане, кажется, считают, что евреи сбились с пути, и это явно заметно в случае, когда Моисей спустился с горы Синай и обнаружил, что они поклоняются золотому тельцу. Христиане же, по словам Мухаммеда, совершили ошибку, вернувшись к политеистической религии, не будучи верны монотеистической. Хотя второстепенные боги, как бы облаченные в святых, это возвращение к политеизму и отход от монотеизма — это является жизненно важной и неотъемлемой частью религиозного мировоззрения. Соответственно, мусульмане считают еврейскую и христианскую религии как отступников от истинной религии. Что насчет психоаналитической святости? Обнаружите ли вы какие-либо признаки стратификации в ментальной сфере? Кляйнианство? Фрейдизм? И в каком направлении вы бы сказали, что эти слои различимы? Можно ли обнаружить в нашей дискуссии какие-либо признаки того, что я называю "стратификацией, расслоением"? С геологической точки зрения, конечно, мы видим эти слои — иногда они вздымаются вверх как колонны; иногда же лежат горизонтально. Мы можем представить себе, что во времена потрясений эти слои изгибаются во всех направлениях; различные религии, святые заступники носят избирательный характер и могут быть описаны только как турбулентность, постоянное, лихорадочное движение. Затем приходит период относительного покоя и видимой безопасности. Но слои все равно остаются и до сих пор могут быть обнаружены — в этих многочисленных богах, вместе с их последователями.
Зачастую в затруднительных обстоятельствах предполагается, что некий индивидуум, он или она является одним из таких важных людей. Это часто вводит в заблуждение - есть даже мода на такие религиозные взгляды. Бог, который низвергается и возвышается, быстро исчезает. Помните стихотворение,
«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времён, всех стран и всех морей!»
Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…
Пустыня мёртвая… И небеса над ней…[2]
[Шелли, Озимандия]
Я не думаю, что мы должны слишком огорчаться, видя, что эти слои, или эти виды многобожия появляются, если мы немного изменим нашу метафору геологии применительно к религии. Мы можем рассматривать их как временные, транзиторные фазы в нашем путешествии.
Вопрос: Могу ли я спросить доктора Биона, что он думает о ежедневной организации своего собственного ума, и может ли это облегчить диалог со своим внутренним собеседником.
Бион: Я думаю, что было бы опасно предполагать, что мы каким-либо образом, освобождены от общего движения в обществе. Фрейд описал ситуацию, в которой простое изменение наблюдателя может быть ошибочно принято за новое открытие в психоанализе, или как новая форма психоанализа. Я упоминал ранее о современной геометрии, которая была неявной в евклидовой геометрии; и в какой-то момент она становится явной, и, кажется, почти случайным событием, как если бы, например, декартовы координаты были побочным продуктом главной линии мысли Декарта, и все же это очень важно.
Вопрос: Я хотел сказать, что в этот вечер я постоянно думаю об одном стихотворении. В нем рассказывается как находят вещам имена. Поэт, кажется, очень рад, очень счастлив, что он умеет это делать. Но, в конце поэмы, он представляет себе как его взору предстает красивое кольцо на дне озера кристально чистой воды. Он также осознает, что абсолютно не в состоянии придумать для него название. Но это, кажется, только усиливает его радость. Поэтому я хотел бы спросить доктора Биона, если он думает, что эта трудность в обозначении, как особая трудность, с которой мы иногда имеем дело переводя неявное в явное — то может ли она быть добавлена к той серии цезур, о которых мы говорим...
Бион: Это может быть цезурой, которая произвела на него впечатление, и он в состоянии выразить ее словами для себя и для других и это является его способностью как поэта.
Я думаю, что мы все склонны, в соответствии с нашей индивидуальной природой, быть под впечатлением некой определенной цезуры, которая может ничего и не значить для других людей. Одной из этих впечатляющих вещей может быть то, что мы привыкли называть "лечением". Есть некая тенденция для группы, пребывать в тени цезуры; мы стремимся к какой-то особой святыне или идее, как будто она действительно существует. И в психоанализе есть неявная мысль, что если мы двигаемся в анализе, то должны добиться излечения. Я вижу тут определенную сложность: есть одна особая способность, которую я встречаю снова и снова. Я считал бы кого-нибудь как крайне неполноценного, если бы он не мог дурачить своего аналитика. С пациентом, который не смог сделать из меня дурака, должно быть, действительно что-то не так. Это трудно терпеть: подумайте, что бы вы чувствовали по отношению к человеку, который успешно дурачит вас. Тем не менее, каждый, кто стремится помогать облегчать страдания своим ближним, мужчинам и женщинам, должен быть достаточно прочным, чтобы выдержать, когда его дурачат.
Когда мне довелось попасть в больницу в Англии, я видел замысловатые лабораторные тесты и вспомогательные усилия медсестер в больничных палатах для лечения больных сахарным диабетом. Эти люди были наделены ресурсами системы социального обеспечения. Частью они состояли в том, что было разрешено посещение больных их друзьями и родными. Так, с одной стороны, был бы расширен их рацион питания в соответствии с выводами медицинской науки о диетологии: а с другой стороны, их друзья и родственники, сжалившись над этими бедными людьми, чья свобода была ограничена суровыми правилами врачей и сестер больницы, видели бы, что они обильно снабжались пищей, которая им очень нравилась. Я не был там достаточно долго, чтобы увидеть, что было результатом этой конкретной истории, но когда мы предлагаем правильное - на наш взгляд - психическое питание, мы также должны быть осведомлены о том, что есть много других людей, кто будет поставлять то, что они считают правильным психическим питанием. Вы, вероятно, в ближайшее время столкнетесь с профессиональными статьями о том, что нужно успокаивать и утешать смертельно больных пациентов, говоря им что-то, чтобы действовало бы в качестве противоядия против их убеждений, что они умирают. Интересно, есть ли какой-нибудь шанс защитить такую правду идя против сил природы.
[1] Эрнест Франциско Феноллоза (Ernest Francisco Fenollosa; 1853 - 1908) — американский философ, этнограф и педагог (Примеч. пер.).
[2] Пер. К. Д. Бальмонт