Вопрос: Я бы хотел спросить доктора Биона, не мог бы он рассказать нам больше о своих идеях о контрпереносе, потому что мне кажется, что это особый тип шума в сознании аналитика, который может быть использован в психоаналитическом опыте. Интересно, может ли этот шум содержать музыкальные элементы, и если так, должны ли мы настроить наш ум, как высококачественную систему, которая может не только извлекать сигналы из шума, но и действовать подобно резонансной камере и получать весь спектр акустических импульсов, даже если может казаться, что четкость мелодии теряется.
Бион: Идея о переносе и контрпереносе была чрезвычайно продуктивной, провокационной и стимулирующей развитие. Но, как и любая действительно хорошая идея, как и всё, что провоцирует или стимулирует рост, устарела буквально сразу. Когда человек подвергается воздействию аналитического опыта в первый раз, он не понимает, что это за опыт или как его называют. Аналитик же не говорит ему, "Вы испытываете ко мне перенос" - это технический термин, который полезен для людей, которые уже имели свой опыт психоаналитического обучения. Однако, через некоторое время новичок начинает понимать, что аналитик обращает внимание на фактический опыт, который он имеет. Если он становится аналитиком, то он может достичь точки, где мы могли сказать: "то, что мы подразумеваем под переносом — это проявление переноса. Ваше ощущение, что я ваш отец или мать могут уподобляться и другим идеям: вы можете свести вместе идею о том, что я ваша мать или отец и мысль, что я незнакомец, которого Вы не знаете. Затем вы можете решить для себя, кто я или что вы действительно думаете обо мне — это ваше дело. Таким образом рождается новая идея. Идея, которая у вас рождается в моем присутствии — а именно, что я кровный родственник, отец или мать — это преходящая идея, это временное представление о своем жизненном пути. С этой точки зрения термин "перенос" можно рассмотреть и с точки зрения сходства в обычном использовании. Эту идею, что вы "на пути" — вы передаете ее мне в качестве временной меры на пути к тому, что вы действительно думаете или чувствуете. В тот же момент появляется новая идея, которая у вас носит временный характер и будет также отменена рано или поздно. Это еще одно из тех мест, где вы остановитесь на своем пути. Если бы вы могли посмотреть на эти различные идеи, которые у вас возникают в ходе этого опыта со мной, вы могли бы проследить своего рода карту с указанием станций вашего путешествия из точки А в точку Z. И где вы сейчас находитесь, когда вы увидели, что некий момент уже устарел."
Поэтому я бы сказал, что об идеях о переносе и контрпереносе вряд ли стоит говорить в этой аудитории. Это было бы уместно, если бы мы имели дело с написанием истории психоанализа; тогда может быть интересно было сказать, "перенос, как определено Фрейдом, это… Перенос, как определено Абрахамом, это.... Перенос, как определено Мелани Кляйн, это...". Короче, я могу передать вам Энциклопедию психоанализа. Вы найдете все определения, изложенные здесь, если вы хотите знать историю. Но если вы, в самом деле, имеете психоаналитический опыт - тогда все иначе.
Нансена как-то спросили: "Как вы попали на Северный полюс?" Его ответ был что-то вроде такого [рисует на доске], "вот мой путь". Это наглядное представление о том, как Нансен открыл Северный полюс; вот как он туда попал; там на карте. Он нарисовал гораздо лучше, чем я - хотя у него только что был очень хороший банкет. В реальном опыте анализа нет времени; нет времени, чтобы проводить такого рода дискуссии. Как только пациент начинает понимать аналитический опыт, то он меняется так быстро, что то, что он думал или чувствовал в начале предложения устаревает к тому моменту времени как он достиг его окончания. Вот почему, когда вы удовлетворены тем, что пациент действительно развивается, было бы хорошо, чтобы вы были в состоянии забыть то, что вы знаете, и отказаться от желания, чтобы что-то происходило. Трудно освободить свой ум от груза опыта; мы несем ответственность, за то, что замедляем движение пациента, цепляясь за устаревшие идеи и, как следствие, не можем наблюдать прогресс пациента в какой-то иной идее.
Как я говорил вчера, я думаю, что хорошо, если мы в состоянии признать наш долг перед нашими предками — нашими интеллектуальными предшественниками. Это вполне подходяще для нас, как аналитиков, чтобы знать, что означает "перенос" и "контрперенос", когда он используется Фрейдом, Абрахамом, Мелани Кляйн или кем-нибудь еще, но только если в то же время мы знаем, как забыть все это, чтобы быть открытым, чтобы быть готовыми к следующему ходу пациента — к следующей остановке, так сказать.
Пациент, который был очень одаренным генетической родословной — очень умные отец и мать — это продукт того, что биологи называют "сексуальными отношениями" между этими конкретными отцом и матерью и поэтому развивается из зародыша, который имеет хромосомы, полученные от обеих сторон. Если развитие адекватно выражено в физических понятиях, то оно может функционировать с точки зрения такого рода наследования. Но если существует такая вещь, как ум, или дух, или душа, которые не могут следовать тем же законам, как законы наследственности. Как психоаналитики, которые обладают иной точкой зрения, мы должны рассмотреть, каковы законы наследования ума. Предварительно, временно, лишь на пути к чему-то лучшему, я хотел бы предложить что-то вроде "фенотипов" в качестве противопоставления "генотипам". Предположив что-то в этом роде, мы могли бы выработать законы, наследование, приобретенные признаки, которые, согласно теории Менделя не передаются. Как я уже предлагал, я полагаю, что существование спекулятивных представлений, умозрительных причин, имеет различные формы наследования от генотипов на ранних стадиях развития тех характеристик, которые являются психическими.
Каждому из нас будет трудно описывать свое мысленное путешествие и умственное наследство. Кто или кем были ваши предки? Я не хочу слышать о ваших генетических предках - возможно есть еще какие-нибудь? Не могли бы вы взглянуть на свой характер или личность, эти странные вещи, которые я уверен, существуют? Я убедился на собственном опыте — частично в качестве аналитика, но и в целом по жизни — что есть такая вещь как характер или ум. Я не думаю, что всегда все зависит от физической внешности человека, хотя, благодаря преобладанию нашего зрения, элементы внешности, вероятно, играют очень большую роль, и мы сразу же можем быть затронуты чувствами симпатии или наоборот неприязнью к кому-то. Мы даже не идем глубже, чем кожа, в буквальном смысле или метафорически: "Я не люблю этого человека, он белый" (или "черный"). Было бы нелепой ситуацией, если врач отказался обследовать пациента, у которого были бы следы кахексии или появились признаки воспаления и желтухи. Как врачи мы не должны иметь предвзятого представления о том, что тело говорит нам, потому что наше исследование должно быть шире и глубже, буквально глубоко под кожей. Ситуация не так уж сильно отличается, если мы должны иметь дело с человеческим умом, характером или личностью. Если мы чувствительны к этой якобы "вещи", то тот факт, что нам не нравится этот человек — или его характер и личность — это не имеет ровным счетом никакого отношения к делу. Тем не менее, мы должны знать несколько больше о том, каков это характер или личность, нравится нам это или нет.
Как аналитики мы должны быть дисциплинированными, чтобы в ситуации, когда, независимо от фактов, мы не позволяем себе убежать или наоборот — влюбиться. Мы должны по-прежнему оставаться аналитиками. Мы не обязаны стать бесчеловечными людьми, которые не могут любить или ненавидеть: мы по-прежнему должны сохранять способность иметь чувства любви и ненависти, и все другие чувства, которые идут вместе с ними, но в то же время мы должны оставаться более дисциплинированными. Для этого приведу, должно быть крайний пример, например, боевые действия: офицер не должен бояться, но это не значит, что он не знает, что ситуация опасна. И все же он не должен быть настолько увлечен победой, чтобы предположить, что война закончилась. Это одна из причин, почему я предположил в прошлый раз, что мы окружены обломками лечений повсюду, остатками обломков катастрофы, в которой кто-то был потоплен таким излечением, потоплен своими желаниями, введен в заблуждение своими надеждами и страхами - в зависимости от того, какая часть показывается над поверхностью, словно айсберг. Как сказал поэт [Артур Кло (1819-1861)]: "Если надежды были обмануты, страхи могут быть лжецами."
Есть ли у нас какая-либо система, которая могла бы дать нам представление о том, где находится пара - аналитик и пациент? В рассказанной нам истории мы можем получить представление о развитии человека, принимая любые две точки за А и В, и направление будет от А до B. Эти две точки А и В, мы могли бы назвать "реальными и отдельными". Однако предположим, что эти две точки были подвижными; что они могут путешествовать по окружности и стать "реальным и совпадающими", и если мы попытаемся соединить эти две точки, которые реальны и совпадают, мы можем сказать, что они встречаются и описывают линию, которая является касательной.
Возьмите этих двух человек - аналитика и анализанта - которые встретились в одной точке. Я не знаю, какой духовный путь аналитик предпринял, какое путешествие его ум совершил между точкой, в которой она, как предполагается, и начала свое существование и точкой, в которой она стала совпадающей с совершенно иной реальной личностью. Предположим, что эти две точки идут дальше своим путем: аналитик и анализируемый продолжают жить; они не останавливаются на психоанализе; они не останавливаются на этой точке, в которой они реальны и совпадают. Меня учили называть это "комплексное сопряжение". У меня не было, и до сих пор нет каких-либо конкретных идей о том, как это можно перевести. Я утешаюсь тем, что даже мой переводчик здесь запнулся на мгновение. Тем не менее, я использую эти два слова "комплексное сопряжение" как воображаемые точки. Я уверен, и я надеюсь, что есть математик, который может сообщить мне более правильно, что эти воображаемые точки по-прежнему подчиняются законам реальных точек. Таким образом, я думаю, мы должны рассмотреть, как если бы оно было реальным, что аналитик и анализант все же продолжают существовать, даже когда анализ закончен, когда эти две точки, которые действительные и различные, реальные и совпадающие в аналитическом кабинете, находятся по-прежнему в пространстве, о котором я ничего не знаю, потому что ум, который больше не находится в контакте со мной находится неизвестно мне где.
Вопрос: Размышляя об этой алхимии человеческого бытия и столкновений между мыслями, я задаюсь вопросом, может ли д-р Бион объяснить мне роль человеческой необходимости в знании - того, что я думаю, он называет К. И, во-вторых, какая часть пациента управляет необходимостью выражать свое стремление к каким-либо знаниям?
Бион: Я подозреваю, что это остатки фундаментальных характеристик, которые еще не были уничтожены либо неспособностью переносить невежество или неспособностью переносить ответ. Беда любопытства в том, что оно несет ответственность за возбуждение ответной реакции. Из того, что я знаю о себе, опасность, в которую кто-то вовлекает себя, задавая мне вопрос, это еще один поток вопросов. Я стараюсь удержаться от соблазна сказать: "Да, я знаю; Я знаю о переносе; Я знаю о контрпереносе." Мне отчасти помогает тот факт, что я не знаю. Картина, на которой Нансен показал, как именно он попал на Северный полюс не говорит мне - и я никогда не узнал бы - на что это похоже, быть Нансеном блуждающим в пустынях Арктики. Я знаю только немного о том, что чувствую, когда блуждаю в мирах человеческого разума. Хочется надеяться, что это сравнительно ограниченная сфера — не столь опасна, возможно, как блуждание в мирах всеведения или всемогущества. Существуют различные живописные образы, сюжетные изображения, басни, в которых предполагается, что попытка съесть запретный плод Древа Познания возбудило крайне опасный гнев всемогущества и всезнания. Движимое любопытством или желанием властвовать, наше желание знать, оказывается довольно опасным занятием, особенно если мы наткнемся на другой разум, который обладает свойством всезнания или всемогущества. Как Милтон выразился, "...наглый вызов Божества на бой" [Paradise Lost, Bk. I]. Как аналитики, мы возможно всегда рискуем исследуя что-то или кого-то облеченного властью. Это не только психоаналитическое исследование, которое сомневается в истинности, но и любая деятельность, которая может рассматриваться как усиливающая себя за счет улучшения таких умов или инструментов, какие мы имеем в распоряжении для исследования неизвестного.
Вопрос: Позвольте мне занять доктора Биона образом аналитической пары, которая встречается в определенное время в реальной, совпадающей точке, а затем распадается, так что каждый из них, как это бывает, идет по касательной. Д-р Бион говорит, что пара все же продолжает существовать, но он не знает, как и где. Интересно, как же происходит преобразование отношений, которые, как и между анализируемым и аналитиком, являются объектными отношениями, и если этот объект, который идет по касательной, позже становится пространственно представленным объектом - становится областью или пространством. И это относится как к анализанту, так и к аналитику. Другими словами, я хотел бы спросить доктора Биона, существует ли какая-нибудь связь между отношениями с реальным объектом и отношениями с пространственно представленными объектами.
Бион: Я сомневаюсь, что кто-нибудь из нас это знает, потому что мы настолько эфемерны, настолько недолговечны. Чувствуется, что мы в этой группе, есть некоторые проявления тех, предшествующих этой встрече. Вы можете потратить любое количество лет, если вы считаете, что календарь является адекватной мерой того, что происходит. Но несколько орбит Земли вокруг Солнца - это очень малозначимый метод подсчета времени. Кроме того, расстояние от Лос-Анджелеса до Рима слишком мало. Таким образом, измерения времени и пространства просто не являются адекватными. Эти две "вещи", - я должен заимствовать их из языка материальных объектов - оставить кабинет и выйти в пространство и время. Достаточно трудно было найти координаты геометрического пространства; потребовалось несколько сотен лет до того, как были найдены декартовы координаты, да и то случайно. Координаты времени и пространства, в которых эти два символа или души или личности - опять же, я даже не в состоянии дать точное название им - являются очень трудными в описании. Даже наше воображение не свободно, если мы пытаемся представить, что будет занимать здесь это место относительно короткое время спустя или кто или что занимало то место, что мы теперь называем "Римом" около двух тысяч лет тому назад. Но то же самое относится и к этому пространству, которое занимают «Рим» и во что он будет превращен в течение следующих двух тысяч лет - что, как я говорю, является относительно незначительным промежутком времени. Что касается абсолютного пространства, то, астрономы представляют себе, что солнечная система завершит свой путь, когда она совершит один оборот вокруг центра Галактики. По последним подсчетам, которые я слышал, ее диаметр что-то вроде 108миллионов световых лет - довольно долгое время. Тем не менее, я полагаю, мы можем добавить некоторые знания об этой проблеме координат, по которым мы могли бы предугадать сюжетный ход этих двух людей, когда они покидают кабинет.
Я хотел бы привести пример, который я часто использовал, чтобы прояснить такого рода вещи, которые я имею в виду. Хью Кеннер как-то разговаривал с деревенщиной в Уорикшире и отметил как прекрасно выглядят одуванчики. Деревенщина ему ответил: «Да, мы называем их золотыми мальчиками и девочками, а позже, когда лепестки опадают, мы называем их Трубочистами». Хью Кеннер был знаком с песней из Cymbeline, две строки из которой звучат так, "Золотые парни и девушки тоже увянут, / Как трубочисты, обратятся в прах." Уорикширский мужлан, без какого-либо образования, использовал язык, который должен был быть обычным явлением во времена Шекспира. Так что Шекспир, возможно, сделал банальное наблюдение - "как трубочисты обратятся в прах". Я не знаю, что Шекспир мог бы думать...
[Запись остальной части этого семинара отсутствует.]